_20200206-073750_1

  «Все для фронта, все для Победы!» – этот лозунг навсегда впечатался в память нашего народа. Люди, пережившие войну, всю жизнь вспоминают, с каким трудом им доставался хлеб – главная ценность военного лихолетья. То, каким он был, как его выпекали в Мытищах, запечатлела в своих воспоминаниях труженица тыла, бывший директор Мытищинского хлебокомбината Валентина Макашева. Мемуары Валентины Дмитриевны в газету «Неделя в округе» принесла ее дочь Татьяна Адриановна Микулина.

Часть I

Первый день войны

Было тихое теплое утро 22 июня 1941 года. Я жила тогда в Москве на Кропоткинской у своего брата – инженера-цементника и была студенткой 5-го курса Московского химико-технологического института. Вместе с подругой усиленно готовилась к последнему и трудному экзамену «Котельные установки».

На душе были и тревога, и радость. Тревога потому, что, будучи сталинской стипендиаткой, я должна была сдать экзамен на отлично. А радость от того, что в сумочке у меня лежала путевка в дом отдыха «Алушта», полученная мной за отличную учебу. Планы мои все были определены: после института меня направляли в аспирантуру, чтобы дальше заниматься наукой.

Но неожиданно в дверь громко постучали. Это была соседка – тихая, скромная старушка. Она кричала: «Валя! Скорее выходите – говорит Молотов! Началась война!» Мы выбежали из дома и увидели, что весь двор заполнен людьми, а в окне напротив выставили большой черный репродуктор, из которого раздавались громкие, ясные и чеканные слова Молотова.

Слова о том, что немецкие танки уже пересекли границу нашей Родины, а в небе летают и бомбят наши города их самолеты, вызвали бурную реакцию: все кричали, а кто-то громко рыдал. Я бросила все и ринулась в Мытищи, где жили мои родители.

Метро работало беспокойно, неровно, вагоны были переполнены встревоженными людьми. Но я все-таки добралась до Ярославского вокзала и была буквально ошеломлена увиденным. Вся Комсомольская площадь была забита мужчинами, которые большими группами стекались с трех вокзалов. Стоял общий шум, раздавались крики, плач, гремела гармошка. В метро на нашу станцию «Комсомольская» потоком спускались одетые в ватники мужчины, встревоженные и угрюмые. Этот поток все время пополнялся новыми партиями людей, прибывавших на пригородных поездах. Неутихающий невообразимый гомон. На многих мужчинах буквально висели женщины, безумный крик и плач которых усиливал жуткую картину, наводил страх и ужас. Так я, прижавшись к стене вокзала, простояла несколько часов, ожидая, когда можно будет уехать в Мытищи.

Жили мои родители в доме на улице Колонцова, на берегу речки Работни. В этом доме на первом этаже располагался книжный магазин, назывался он МоГИЗ, и мой отец был его директором. Войдя в квартиру, я была потрясена: в ней собрались все наши соседи и сотрудники магазина. Все молчали, а из приемника неслись громкие бравурные немецкие марши, и казалось, что немцы уже здесь, где-то совсем рядом. Отец, переживший не одну войну, голодовки и лишения, по возможности успокаивал людей и старался вселить в них веру в непременную нашу победу.

Часть II
Оборона Москвы

Началась война. День 22 июня 1941 года запомнился мне на всю жизнь каждой своей минутой. Однако, пережив первый стресс, я поняла, что жизнь продолжается и надо действовать.

Побыв немного у родителей в Мытищах, я отправилась в Москву – досдать последний экзамен в институте и получить диплом хлебопека. Москву я не узнала. Нижние окна домов были завалены мешками с песком, а верхние – заклеены крест-накрест бумажными лентами. Время от времени по улицам проходили отряды солдат и мужчин в телогрейках, люди провозили тележки, груженные домашним имуществом, в разных направлениях шли женщины с детьми. В городе стояла тревожная атмосфера. Москва эвакуировалась.

Это был октябрь 1941 года, когда шли ожесточенные бои за Москву. Наша столица изо всех сил, возможных и невозможных, держала оборону. Немцы упорно бомбили Москву. До сих пор у меня перед глазами незабываемая картина тех дней. Мне надо было перейти улицу, чтобы попасть в здание Министерства путей сообщения, где работал мой муж. Но перейти ее я не успела. Рев самолета, свист и грохот разорвавшейся бомбы, и… часть дома, расположенного на той стороне улицы, куда я шла, на моих глазах обрушилась, а обломками завалило идущих там людей.

Я теперь жила у мужа в Конюшках с его мамой и его тетей. Этого дома, так же как и этого переулка, давно уже нет. На этом месте стоит здание американского посольства. Но до боли в груди вспоминается мне рев самолета, сигналы тревоги, мы сидим с тетей Надей на кушетке, прижавшись друг к другу, потому что бежать было некуда. А после окончания тревоги – на крышу, чтобы сбрасывать фугаски.

Теперь подготовка к экзаменам порой проходила на станции метро «Маяковская». Сюда спускались люди при объявлении воздушной тревоги, а некоторые не выходили из метро, боясь, что опять будет налет немецких самолетов. Поэтому народа было много, люди сидели и на платформе, и на рельсах. Стоял общий приглушенный шум.

Подготовившись к экзаменам в таких непростых условиях, я поехала в институт, который находился на «Соколе». Там застала суматоху: он готовился к эвакуации. Увозили архивы, сбрасывая их со всех этажей через окна прямо на землю. Сдав экзамен и получив диплом, я стала помогать переносить стопы папок. Но меня вызвал к себе ректор института и сказал: «Война изменила наши планы. Аспирантура отменяется. Вы направляетесь на Мытищинский хлебокомбинат, стратегически важный объект, для ознакомления с его состоянием, спецификой производств и проблемами, возникшими в связи с началом войны».

Я шла по Ярославскому шоссе, загруженному танками, орудиями, под вой сирен и леденящий ветер. Справа от шоссе, вдоль забора 88-го военного завода, стояли деревья с разбросанными по их ветвям для маскировки металлическими сетками, а слева тянулись леонидовские пустые замерзающие поля колхоза.

Ощущения, испытываемые мной в тот момент, не передать. Но я все-таки добралась до хлебозавода и впервые вступила на его территорию. Это было 17 ноября 1941-го, когда фашисты предприняли еще один ожесточенный, оказавшийся для них последним, штурм Москвы.

На заводе меня сразу оформили сменным лаборантом. Им я проработала всего лишь месяц, так как мобилизовали директора завода, а вслед за ним и главного инженера. Из руководящего состава осталась я одна, и меня тут же назначили заведующей производством.

Завод представлял собой страшное зрелище. В цехах было темно, еле светили электролампы, видимо, из-за низкого напряжения. Потолочные люстры были обмотаны марлей. Стекла в высоких цеховых окнах выбиты, а оконные проемы завешены мучными мешками. Потолок в тестомесильном цехе поддерживался бревнами. Печи, которые раньше выпекали белые булки, были законсервированы. В цехе на тяжелейших технологических операциях тестомесами и пекарями работали одни женщины, преимущественно жены ушедших на фронт мужей. Исключение составляли несколько пожилых мужчин, работавших кочегарами и грузчиками. На складах оставались совсем небольшие запасы муки и смазочных масел. Заканчивалось топливо для хлебопекарных печей, и вместо угля привозили торф с мытищинских лесозаготовок. Торф был сырой и плохо горел. А выпекать хлеб при низкой температуре было невозможно. И тогда рабочие после 12-часовой смены шли рубить сосны, которых в то время в районе хлебозавода было много.

На крыше завода, ввиду близкого расположения вражеских частей и частого налета немецких самолетов, была установлена зенитка, которая время от времени стреляла, сотрясая все здание и наводя на всех страх.

Сейчас тяжело себе представить, как могли люди переносить такую тяжелейшую физическую и душевную нагрузки. Но город ждал хлеба. Хлебозаводской двор постоянно был заполнен подводами с лошадьми и извозчиками, ожидающими хлеб. Любая задержка поставки его в магазин вызывала большие волнения в народе, поэтому завод работал круглосуточно. Такое сложное положение дел на заводе сначала вызвало у меня внутреннюю растерянность, некоторую боязнь – справлюсь ли я? Но старые рабочие, в первую очередь главный механик Антон Карлович Виславский, по-отечески поддержали меня, и я вскоре стала чувствовать себя уверенно. Мысль о том, что город и воинские части, окружавшие Мытищи, будут без хлеба, заставляли забыть обо всем, кроме того, что во что бы то ни стало хлеб должен быть.

В эти дни, конец ноября 1941 года, фронт приблизился к Москве на самое кратчайшее расстояние. Наша зенитка постоянно стреляла, все чаще и чаще ревела сирена и объявлялась воздушная тревога, слышались взрывы бомб, пушечные выстрелы, рев немецких и наших самолетов – Москва изо всех сил оборонялась. Людям было очень трудно. Особенно памятны моменты, когда при объявлении тревоги некоторые работницы, не выдержав, бросали хлеб в печи и бежали в бомбоубежище. И тогда я с помощью более сознательных рабочих, стоя у входа в бомбоубежище, умоляла, плакала, чтобы они вернулись и спасли хлеб, чтобы он не сгорел. Почти всегда это удавалось.

Никогда не забыть, как по Ярославскому шоссе мимо нашего завода на дрогах длинной чередой передвигались обозы с ранеными военными. Опухшие, с окровавленными повязками на теле. Мы выбегали к ним и приносили хлеб, который они брали с благодарностью и плакали. Я возвращалась оттуда надломленная и долго не могла прийти в себя.

Не помню точно числа, когда услышала по репродуктору голос Сталина, призывавшего братьев и сестер не поддаваться панике: «Враг будет побежден!» И казалось, слышно было, как стакан дрожал в его руке.

Наконец, незабываемый голос Левитана: «Москва освобождена! Немцы в панике отступают!»

Описать, что было с людьми в то время, невозможно. Все кричали «ура!». Большинство плакали. На улицах люди объединились группами, знакомые и незнакомые, и выражали, как могли, свою радость.

А хлебозавод, не останавливаясь ни на минуту, продолжал печь так нужный всем хлеб.

Битва за Москву стала началом разгрома врага. Впереди до дня полной победы были еще тяжелые, изнурительные годы войны и на фронтах, и в тылу.

Часть 3

Борьба до победного конца. Хлеб – фронту и тылу

В связи с началом войны первостепенными задачами хлебокомбината стали перестройка завода на выпечку черного хлеба и организация цеха по выработке воинских сухарей для фронта.

Чтобы реализовать эти задачи при том минимальном количестве технических средств, которые у нас были в то время, мне и главному механику Виславскому приходилось часто работать по ночам, обдумывая всякие возможные варианты и налаживая оборудование.

Удивительный это был человек – Антон Карлович! Не имея особого образования, он обладал необычайной природной смекалкой. Его называли наш Кулибин. Он мог, как говорится, из ничего сделать что-то. Он практически не уходил с завода. А сколько изобретательности проявили простые рабочие, не имея большого опыта в таких делах! В результате в короткий срок печи и оборудование были перестроены на выпечку черного хлеба.

Время было сложное во многих отношениях. Так, в один из дней коллектив хлебозавода пережил настоящий шок. Толпа людей с улицы старалась свалить ворота, чтобы проникнуть в мучной склад и унести оставшуюся там муку. Отстояли ворота возчики, приехавшие на подводах за хлебом, и наши рабочие с криками разогнали толпу. Мука была спасена!

В начале 1942 года директором хлебокомбината назначили бывшего главного инженера серпуховского завода Корнея Григорьевича Копылова. Он был опытным специалистом, и с его приходом стало полегче.

Постоянной нашей задачей было обеспечение завода мукой, солью, смазочным маслом и топливом. Муку мы возили с Болшевского комбикормового завода. Но ее там вырабатывали мало. Приходилось часто прерывать технологический процесс, сокращать выработку хлеба. Помимо этого, руководство области предупредило нас, что вскоре мука поступать не будет, а вместо нее будет доставляться зерно. Тогда было принято решение построить на территории нашего завода мельницу и самим перерабатывать зерно на муку.

Надо отметить, что в те тяжелые военные годы большую положительную роль сыграл Мытищинский городской комитет партии с его первым секретарем Николаем Федоровичем Соловьевым. Он был в курсе всех наших проблем, и часто вдвоем с директором они обсуждали наболевшую проблему и находили выход из создавшейся ситуации.

Вскоре в мучном складе – ветхом деревянном строении (возводить новое помещение было не из чего и некому) установили жернова, добытые в окрестных деревнях. Нам пришлось приложить немало усилий, чтобы мельница заработала. И она заработала. Это была наша небольшая победа.

Стало прибывать зерно в вагонах с разных концов страны. Оно было сырое, проросшее, иногда засоренное пулями, железными осколками. Видно, шло с фронтовых территорий. Соорудили зерноочистку. Молотое зерно пропускали еще раз через изобретенную нашим талантливым механиком мукосейку. Для просеивания посторонних предметов были смонтированы вторая просеивательная машина и потом зернодробилка. Но муку мы все-таки научились делать сами и из нее печь хороший хлеб, правда, пришлось разработать новую технологию. Одновременно с этим завод наладил выработку военных сухарей для фронта. Для этого была переоборудована старая печь, смонтирована резательная машина. Сухари с нашего завода отправлялись на фронт вагонами, которые нередко сопровождали наши сотрудники. Несколько позже нас обязали организовать изготовление пряников, которые отпускались населению в магазинах по карточкам вместо сахара.

Наконец удалось наладить поставку угля. Хотя он был мелким, мы все же радовались, что избавились от старого торфа и опилок.

Я к тому времени была уже главным инженером (с мая 1942-го) и на меня легла ответственность за технологический процесс. Он был труден и немного отличался от стандартного, так как сырье поступало разнообразное: овес, соевая и кукурузная мука, затем и картофель, причем загнивший или замерзший. Чтобы выпечь черный хлеб из всего этого, надо было выработать свою технологию, проводить опыты, пробные выпечки.

Кроме того, на меня легла обязанность набирать для смены рабочих. Работали по 12 часов в сутки. Рабочие уставали, болели, поэтому не хватало рабочей силы. Тогда я выходила на крыльцо и добирала людей с улицы, которые за буханку хлеба считали счастьем отработать 12-часовую смену. Сама я должна была отвечать за каждого незнакомого человека, взятого мной в цех для выпечки хлеба.

Директор занимался главным вопросом – снабжением завода сырьем и топливом. Ежедневно был у секретаря горкома партии: докладывал о положении дел, возил образцы хлеба, просил о помощи. Я же руководила всем производством. Очень радовалась тому, что рабочие понимали меня, делились со мной своими радостями и горестями. Никогда не забыть мне тех минут, когда в цехе раздавались крик и плач очередной работницы, получившей похоронку с фронта. Она бросалась ко мне на грудь, а я добрым словом старалась утешить ее, сама тяжело переживая вместе с ней ее утрату.

В июне 1943 года я родила дочь. Мама с раненым под Ленинградом братом отвела меня в мытищинский роддом. Там было совсем пусто. За несколько дней, проведенных мной там, туда привезли всего лишь одну беременную женщину. Я держала свою маленькую дочку на руках и, когда над Мытищами летали немецкие самолеты, прикрывала ее своей спиной от окна. Нянечки говорили: «Вы родили бесприданницу». Правда, приданое мне выдали. Оно состояло из нескольких кусков белой грубой ткани для пеленок и распашонок. Моя мама в то время работала в книжном магазине на базе, куда привозили и географические карты, наклеенные на марлю. И мама отбракованные по какой-то причине карты брала и опускала их в кипяток. Бумага растворялась, а марля шла на пеленки. Всю нагрузку с дочкой взяли на себя мама и моя бабушка. Проблем с молоком у меня не было. Я прибегала домой с завода только для того, чтобы покормить дочь, и опять убегала на завод.

Вагоны с зерном прибывали все реже. Однажды с помощью районных властей к нам в Пирогово поступила огромная баржа с зерном. Оно было сырое, проросшее, но мы радовались и этому. Зерно на старых машинах и лошадях перевозили на хлебокомбинат. Страшно вспомнить!

Надо еще сказать, что у Мытищинского хлебокомбината был филиал – Болшевский хлебозавод. Его построили в 1928–1929 годах члены Болшевской коммуны (фильм «Путевка в жизнь» снимался там), бывшие беспризорные. Впервые я увидела завод в 1942-м, когда из лаборантов была переведена заведующей производством основного завода, и директор ­К.Г. Ко­п­ылов решил познакомить меня со вторым предприятием. Завод произвел на меня удручающее впечатление. Он был в еще более худшем состоянии по сравнению с мытищинским. Пришлось проводить большие работы по восстановлению и здания, и хлебопекарного оборудования. Но там был свой директор – Иван Михайлович Николаев, и это облегчало общее напряжение. Однако мне часто приходилось быть на болшевском заводе, и я всегда с собой брала своего главного механика А.К. Виславского, который оказывал большую помощь своим советом и делом. Мы в Болшево отправлялись на коне по имени Челдон, которого выделили мне как транспорт. Директор ездил на автомобиле, подаренном ему воинской частью. Это была старая, списанная машина, в пути часто ломалась, но он был очень горд. Наш Челдон тоже побывал на войне, пугался танков и тракторов, и поездка в Болшево часто заканчивалась тем, что мы оба оказывались в кювете.

Болшевский завод до сих пор работает и печет хлеб и другие хлебобулочные изделия. Сейчас он неузнаваем и называется ЗАО «Королевхлеб».

Трудности с сырьем и топливом не оставляли нас все годы войны. Но всегда находился выход. Кончилось смазочное масло для форм – хлебозаводу с Кавказа прислали цистерну с минеральным маслом. Мы пользовались им вплоть до окончания войны и после нее, пока не наладилась выработка растительного масла. Стало не хватать форм для теста – нам помог 40-й завод ММЗ (ныне «Метровагонмаш»): прислал из своей столовой формы для студней. Закончилась соль – выручила мытищинская аптека. Вместо поваренной мы стали использовать глауберову соль и не нарушили рецептуру.

Нельзя забыть, с каким подъемом, с каким патриотизмом работал коллектив завода, как он боролся с трудностями в эти военные годы.

Условия были очень тяжелыми: цеха не отапливались, полностью не освещались, часто отключалась электроэнергия, останавливалось оборудование из-за нехватки запчастей, и тогда все операции производились вручную. Не хватало воды – в таком случае в тестомесильный воду носили ведрами, не хватало топлива – после 12-часовой смены рабочие шли в мытищинский лес заготавливать дрова. Никогда не забудутся моменты, когда на моих глазах, не щадя себя, механик завода А.К. Виславский, надев ватник, влезал в горячую камеру, чтобы ликвидировать аварию печи и спасти хлеб. Я порой от страха за него прикрывала глаза руками. Какие люди!

Но вот наконец-то настал долгожданный день. Война закончилась! С обращением к народу выступил Сталин. Он благодарил советских людей закачества, проявленные в тяжелейшие военные годы, благодаря которым мы одержали победу над сильнейшим врагом и очистили свою Родину от фашистских захватчиков.

9 мая 1945 года был объявлен праздничным нерабочим днем. На улице Колонцова, от Ярославского шоссе до Вокзальной площади, передвигались колонны переполненных чувствами людей. Кто-то плакал, кто-то смеялся, играли гармошки, пели, танцевали, обнимались, целовались. Это была поистине «радость со слезами на глазах»!

За годы войны Мытищинский хлебокомбинат неоднократно за выполнение военного задания награждался Красным знаменем Государственного Комитета Обороны. Помню, как при вручении очередного Красного знамени по радио объявили, что наши войска освободили Смоленск. Какое же это было ликование! Забыв, что находимся на совещании, мы стали кричать «ура!», обнимать и целовать друг друга.

Наш завод в годы войны был награжден орденом от Государственного Комитета Обороны.

Коллектив Митищинского хлебокомбината честно справился с поставленной перед ним задачей. Более 50 работников были награждены медалями «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.» и «За оборону Москвы».

Победа нам далась дорого. Помимо тяжелейшего физического труда на заводе, наши работники сражались в боях. В первые годы войны ушли на фронт более 50 мужчин, 33 из них не вернулись домой. Остались одинокими жены, а дети – без отцов.

Когда я уже была директором хлебокомбината, решила увековечить память погибших наших работников. На территории завода поставили памятник – фигура женщины, держащей на руках хлеб, а на пьедестале выгравированы имена и фамилии погибших. У меня наворачивались слезы, когда я видела, как уже давно неработающие одинокие женщины приходили на завод и клали цветы к подножию памятника.

                                                                                                                                          Из воспоминаний труженика тыла, бывшего директора Мытищинского хлебокомбината Валентины Макашевой